М. не знал английского! ))
- Войдите хотя бы в американское положение: пригласили поэта, - сказано им - гений. Гений - это еще больше, чем знаменитый. Прихожу и сразу:
- Гив ми плиз сэм ти!
Ладно. Дают. Подожду - и опять:
- Гив ми плиз...
Опять дают.
А я еще и еще, разными голосами и на разные выражения:
- Гив ми да сэм ти, сэм ти да гив ми, - высказываюсь. Так вечерок и проходит.
Бодрые почтительные старички слушают, уважают и думают: "Вот оно, русский, слова лишнего не скажет. Мыслитель. Толстой. Север."
Американец думает для работы. Американцу и в голову не придет думать после шести часов.
Не придет ему в голову, что я - ни слова по-английски, что у меня язык подпрыгивает и завинчивается штопором от желания поговорить, что, подняв язык палкой серсО, я старательно нанизываю бесполезные в разобранном виде разные там О и Ве. Американцу в голову не придет, что я судорожно рожаю дикие, сверханглийские фразы:
- Ес уайт плиз файф добль арм стронг...
И кажется мне, что очарованные произношением, завлеченные остроумием, покоренные глубиною мысли, обомлевают девушки с метровыми ногами, а мужчины худеют на глазах у всех и становятся пессимистами от полной невозможности меня пересоперничать.
Но леди отодвигаются, прослышав в сотый раз приятным баском высказанную мольбу о чае, и джентельмены расходятся по углам, благоговейно поостривая на мой безмолвный счет.
- Переведи им, - ору я Бурлюку, - что если бы знали они русский, я мог бы, не портя манишек, прибить их языком к крестам их собственных подтяжек, я поворачивам бы на вертеле языка всю эту насекомую коллекцию...
И добросовстный Бурлюк переводит:
- Мой великий друг Владимир Владимирович просит еще стаканчик чаю.
--
Маяковский и Есенин. анекдот Е.
Маяковский в Нью-Йорке:

- Войдите хотя бы в американское положение: пригласили поэта, - сказано им - гений. Гений - это еще больше, чем знаменитый. Прихожу и сразу:
- Гив ми плиз сэм ти!
Ладно. Дают. Подожду - и опять:
- Гив ми плиз...
Опять дают.
А я еще и еще, разными голосами и на разные выражения:
- Гив ми да сэм ти, сэм ти да гив ми, - высказываюсь. Так вечерок и проходит.
Бодрые почтительные старички слушают, уважают и думают: "Вот оно, русский, слова лишнего не скажет. Мыслитель. Толстой. Север."
Американец думает для работы. Американцу и в голову не придет думать после шести часов.
Не придет ему в голову, что я - ни слова по-английски, что у меня язык подпрыгивает и завинчивается штопором от желания поговорить, что, подняв язык палкой серсО, я старательно нанизываю бесполезные в разобранном виде разные там О и Ве. Американцу в голову не придет, что я судорожно рожаю дикие, сверханглийские фразы:
- Ес уайт плиз файф добль арм стронг...
И кажется мне, что очарованные произношением, завлеченные остроумием, покоренные глубиною мысли, обомлевают девушки с метровыми ногами, а мужчины худеют на глазах у всех и становятся пессимистами от полной невозможности меня пересоперничать.
Но леди отодвигаются, прослышав в сотый раз приятным баском высказанную мольбу о чае, и джентельмены расходятся по углам, благоговейно поостривая на мой безмолвный счет.
- Переведи им, - ору я Бурлюку, - что если бы знали они русский, я мог бы, не портя манишек, прибить их языком к крестам их собственных подтяжек, я поворачивам бы на вертеле языка всю эту насекомую коллекцию...
И добросовстный Бурлюк переводит:
- Мой великий друг Владимир Владимирович просит еще стаканчик чаю.
--
Маяковский и Есенин. анекдот Е.
Маяковский в Нью-Йорке:

Да, а что это за ЖЗЛ? (от его лица, типа "Я сам", или про него, на основе воспоминаний и т.п.?). Хотелось бы почитать!